хотя он это решительно отрицал.
К этому времени Ли почувствовал, что его превращают в объект поклонения героев, намного превосходящий ту роль, которую он еще мог играть в качестве генерала. Его величие заключается в том, что он принял эту роль со смирением и изяществом, и в том, что она не разжигала никаких политических амбиций. Южане сделали из него символ, за который они боролись, и они признали его постоянное, спокойное принятие Божьей воли. Осажденной нации нужен мощный национальный миф, чтобы продолжать борьбу, и Ли, пусть и неохотно, стал олицетворением этого мифа. Джефферсон Дэвис мог пользоваться уважением своего народа, но Ли пользовался их доверием и привязанностью - он был и оставался тем, кого они больше всего хотели видеть в себе.
Фримен упоминает, что солдаты выходили из рядов, чтобы пожать Ли руку или погладить Тревеллера по шее, и что "он приветствовал всех посетителей, скромных по положению или возвышенных по рангу". Он рассказывает историю о том, как к Ли подошел фермер, обратился к нему как к "полковнику", не догадываясь о личности Ли, и сказал, что пришел повидать генерала Ли. * "Я генерал Ли, - скромно ответил Ли, - и очень рад встрече с вами". Несомненно, эта история правдива, но в несколько иной форме она рассказывалась и о других великих героях, включая Наполеона, так что дело не столько в ее правдивости, сколько в том, что она представляет собой превращение Ли в живую легенду и миф.
Перед ним стояла огромная и сложная задача - восстановить армию Северной Вирджинии в то время, когда не хватало всего необходимого, от людей до фуража. Он принялся за дело, чему в немалой степени способствовало бездействие федеральной армии, хотя нельзя было ожидать, что это бездействие будет длиться вечно. Немногочисленные стычки и сражения той осенью не дали преимущества ни одной из сторон. Было ясно, что Мид не возобновит борьбу в полную силу до весны 1864 года. Если он и пользовался доверием президента Линкольна, то Мид потерял его, не сумев преследовать и уничтожить армию Ли после победы Союза при Геттисберге. Патриций из Филадельфии и железнодорожный адвокат из Иллинойса с его народными историями и хитрыми политическими навыками были не самым лучшим сочетанием. Линкольн в любом случае искал генерала другого типа, самостоятельного, который бы "держался за Ли бульдожьей хваткой, жевал и душил, насколько это возможно". Несмотря на рассказы о его пьянстве, Линкольн наконец выбрал генерал-майора Улисса С. Гранта, победителя Форта Донельсон, Шилоха, Виксбурга, Чаттануги и Миссионерского хребта.
В марте 1864 года Грант прибыл в Вашингтон, чтобы получить звание первого генерал-лейтенанта со времен Джорджа Вашингтона, назначенного на эту должность Конгрессом, и командование всей армией США. Неразговорчивость Гранта, его простота, застенчивость, его корни в Огайо и годы работы продавцом в магазине, упаковывающим посылки в Галене, штат Иллинойс, - все это укрепило доверие Линкольна к нему. Линкольн не вмешивался в планы Гранта, он даже не интересовался ими. С самой первой их встречи - на вечере в Белом доме, когда президент крикнул миссис Линкольн: "Смотри, мама, вот генерал Грант", а затем попросил генерала встать на диван, чтобы любопытные гости могли увидеть человека, взявшего Виксбург и 32 000 пленных конфедератов, - Линкольн признавал и уважал спокойную, твердую решимость Гранта выиграть войну, и даже его нежелание объяснять, как он собирается это сделать.
Грант, конечно, знал Ли - все офицеры Старой армии знали друг друга - и служил рядом с ним в Мексике. Он понимал, что Ли был мастером маневра - в конце концов, это была идея Ли обойти Хукера справа при Чанселорсвилле, хотя Джексон ее осуществил, - и именно поэтому Грант был полон решимости не позволить ему маневрировать. Грант не был заинтересован в Ричмонде, за исключением того, что, как он полагал, Ли будет обязан защищать его столько, сколько сможет; он также не был заинтересован в большом сражении, которое решит исход войны. Целью Гранта была не столица Конфедерации, а армия Ли, и он думал о трехсторонней атаке, которая бы безжалостно измотала армию Северной Вирджинии. У Гранта было больше людей, больше оружия, больше припасов; он был уверен, что сможет восполнить свои потери быстрее, чем Ли, и что если он будет постоянно продвигаться вперед, день за днем, не ослабляя натиска, потери Ли в конце концов станут непосильными - это простой вопрос математики. Кроме того, марш Шермана через Джорджию к морю неизбежно отрезал бы Ли от поставок из великого южного сельскохозяйственного центра, так что армия Северной Вирджинии в конечном счете была бы сокращена, окружена и уморена голодом. Это был лишь вопрос времени, а Грант не торопился. Он неумолимо изматывал Ли, хотя, возможно, и не успел бы к выборам 1864 года, как надеялся Линкольн. Время, давление и численность были секретным оружием Гранта - он сражался с Ли каждый день, побеждая или проигрывая; он продолжал сражаться до тех пор, пока армия Северной Вирджинии не перестала бы сражаться.
Даже в его время люди обвиняли Гранта в том, что он "мясник". На самом деле его потери не сильно отличались от потерь Ли, но он не был заинтересован в славе, твердо понимал страшную логику войны и был мрачно уверен в своей способности овладеть ею - чем хуже была война, тем быстрее она была выиграна. Хотя Грант произнес бы это скорее с грустью, чем с триумфом, Carthago est delenda могла бы стать его девизом.
Спустя три с лишним года Линкольн наконец-то нашел подходящего человека для этой работы.
"Зима недовольства"
"Благословен Господь, сила моя, Который научил руки мои воевать и пальцы мои сражаться". Фримен цитирует эту фразу с самой изношенной и хорошо исписанной страницы в экземпляре Книги общей молитвы Ли, которую Ли пометил "маленькой полоской бумаги". Это место из 144-го псалма, и оно, несомненно, указывает на то, как часто Ли читал и повторял этот псалом в своих молитвах, а также на его глубокую веру в боевой дух своих солдат и в действия Господа, какими бы сложными для понимания они ни были. Можно представить, что эта песня, должно быть, утешала его в течение долгой и трудной зимы. Его войска были практически обездвижены из-за отсутствия обуви или средств для ее ремонта, у многих не было одеял - на Юге не было ни одного производителя одеял, - да и с пайком дела обстояли не лучше. Войска Ли провели зиму на ежедневном рационе из четырех унций бекона или
